Юрий Бондарев: Мы чувствовали в глубине души бессмертный огонек Победы

Юрий Бондарев, несомненно, входит в когорту тех очень немногих творцов, которых современники причисляют к классикам. Если бы бывший фронтовик, лейтенант артиллерии Бондарев написал только свои знаменитые «Батальоны просят огня» (1957 г.) и «Последние залпы» (1959 г.), он бы уже занял свое законное место в ряду мастеров художественного слова. Но на деле масштаб его колоссального дарования открывался перед читателями во все последующие годы, с появлением каждого нового произведения: «Выбор», «Берег», «Горячий снег», «Тишина», «Бермудский треугольник», «Мгновения»…

Талант оспорить или игнорировать невозможно. И сегодня имя Юрия Васильевича Бондарева принадлежит не только отечественной, но и мировой культуре.

Книги Бондарева переведены на 70 языках, а созданная на основе его военных произведений киноэпопея «Освобождение» обошла экраны десятка стран на всех континентах, рассказывая правду о самой кровопролитной войне ХХ века.

Мы встретились с писателем и побеседовали на темы, которые, как мы уверены, волнуют не только россиян, но и соотечественников, поддерживающих свою связь с Родиной.

- И.Гончаров в свое время сказал: «Литература есть орган, т.е. язык, выражающий все, что страна думает, чего желает, что она знает и что хочет и что должная знать». Состояние нашей литературы, а в широком смысле всей культуры (может быть, только на мой субъективный взгляд) таково, что хочется спросить: «А не болен ли сегодня этот орган? А может быть, болен весь организм?» Что Вы думаете по этому поводу?

- Как это ни печально, больно само время. Власть имущие не выработали лекарства для излечения, не провели решительные методы профилактики. Они призывают лишь бездейственными словами: «Не болейте», но это не помогает народу избавиться от инфекции и вирусов. И болезнь культуры углубляется, становиться опасной.

- Можно говорить о безвкусии многих современных книг, фильмов. Но народ их смотрит, читает. Голосует рублем. В то время как настоящие вещи в массе своей некоммерческие. А спрос рождает предложение. Как тут быть?

- Да, народ, к огромному сожалению, смотрит на экране вещи пустоватые, пошлые, развращающие уличным цинизмом и рыночно-криминальным арго. Смотрит целенаправленную, едва замаскированную и открытую порнографию, которая действует на молодые умы, уродуя естественность самых высоких чувств человека – любовь, отношения между мужчиной и женщиной.

- Как Вы относитесь к цензуре? Сегодня, конечно, речь не должна идти о политической или идеологической цензуре, но, например, нравственно-моральная цензура? Есть ли в ней необходимость сегодня?

- Нравственно-моральная цензура необходима, ибо она не ограничивает свободу слова и свободу поступка – ведь это, в первую голову, моральная ответственность перед самим собой и перед обществом, без которого современный человек не способен жить.

- Видите ли Вы какую-то преемственность по линии советская литература – современная российская литература. Или та литература, которая существует сегодня, есть нечто отличное от советской, совсем другое? Или нет разницы между советской и русской литературой?

- В социалистической цивилизации советская литература, как инструмент познания человека, была литературой великой, оказывающей влияние на всемирное искусство. Сегодняшняя сиюминутная литература, опутанная сетью бездушных, рыночных отношений и вседозволенностью, не может сравниться, стать рядом с советской словесностью. Не может, несмотря на попытки конформистских теоретиков облагородить ее определением «русской литературы».

Кадр из фильма "Батальоны просят огня" по книге Ю.В. Бондарева

- Раньше писатели, режиссеры жаловались – пишу «в стол», снимаю «на полку». Теперь для творчества полная свобода, а шедевров, да просто ярких произведений стало гораздо меньше, чем было в советское время. Почему? 

- Никакой расхристанной свободы в искусстве быть не может до тех пор, пока существует государство, политика, сознание и духовный мир.

Я не знаю нынешних писателей, которые пишут «в стол». Но хорошо знаю, как трудно теперь молодым начинать и печататься. Тем более что оплата за литературный труд стала позорно мизерной. Видимо, не завтра надо ждать шедевры.

- В свое время Е.Евтушенко сказал: «Поэт в России – больше, чем поэт». Представляется, что эта формула была истинной для времен Советского Союза. И, конечно, она была бы полностью применима для XIX в. России. К поэтам, писателям, вообще к деятелям культуры прислушивались, ждали от них мнений, оценок. Сейчас такого отношения нет и в помине. Почему? Нет морально-нравственных авторитетов? Или современные «мастера культуры» не хотят выступать в роли «пророков»? А может быть, современное общество не нуждается в учителях?

- «Поэт в России – больше, чем поэт», - сказал Некрасов, и эту замечательную формулу повторил Евтушенко. Всякому обществу никогда не мешали «провидцы» и «пророки», если они несли истину народа и народу. Что касается былого писательского авторитета, жизненности мнений, оценок общественных явлений, то сегодня не следует винить мастеров слова. Ибо власть имущие сегодня общаются с писательской средой чрезвычайно редко, а если общаются, то не совсем с теми, с кем надо было бы. Но здесь мешают, по-видимому, какие-то привходящие причины, далекие от истинности. 

- Публицистика, даже талантливая, редко переживает своего создателя. В то время как Литература (с большой буквы) живет долго. Почему? Что позволяет ей быть «долгожительницей?

- Разумеется, не публицистика, а талантливая литература – долгожительница, которая подчас переживает своего создателя. Она, художественная литература, вторая жизнь действительности, которая вызывает и будет вызывать постоянный интерес читателя независимо от того, какое время изображает автор – эпоху Петра I или 1993 год.

- Некоторые писатели уверяют, что процесс творчества для них это удовольствие. Для других писательство – это способ самовыражения. Для третьих – это ремесло. Что литература для Вас? Какая у Вас мотивация писать?

- Для меня работа со словом – это моя жизнь и ее смысл, моя цель и мое удовлетворение, моя печаль и надежда. Все это объединяет непростой путь, предсказанной мне судьбы.

- Пушкин сказал, что гений и злодейство - несовместимые вещи. А как считаете Вы - могут ли они сочетаться?

- С высоты мирового разума, гений и злодей несовместимы. На грешной земле – эта формула не абсолютна, и порой они ходят об руку. Совесть перестала быть границей, которую смертельно перейти.

- Настоящая критика помогает читателю оценить достоинства или недостатки тех или иных произведений, а литератору лучше понять, осмыслить свое творчество. А как Вы оцениваете сегодняшнюю литературную критику?

- Сегодня трудно избавиться от подозрения, что критика (не вся, конечно) использует безнаказанность гласности, не стесняясь оболгать, забросать грязью и живые, и ушедшие таланты. Впрочем, известные доводы самой жестокой хулы и клеветы еще никого полностью не убеждали. В крайнем случае, они доводили художника до инфаркта. Но, как говорил один чрезмерно решительный теоретик искусства: «Нас инфарктами не запугаешь!»

Нет сомнения, что вокруг «освобожденной» критики три матери и три колыбели – предвзятость, цинизм и озлобленность. В этом смысле беспримерна биография журнала «Огонек» девяностых годов, который, пожалуй, продавать в киосках на рынке возле рыбных рядов было рискованно. Ибо можно себе представить, как всякая чуть-чуть уважающая себя рыба будет биться до последнего издыхания, если ее завернут в это дурно пахнущее издание.

Тем не менее, воинственная «огоньковская» критика без румянца смущения заявляет, что она прогрессивна, умна, глубока. Ее несравненные достижения заслуживают самых высоких похвал, так как она триумфально шла впереди литературы и независимо занимала благороднейшие позиции мудрого наставника и учителя, исполненного страдальческим материнско-отцовским чувством к литературе в период перестройки. Эта критика, присвоившая себе звание демократической, и ныне убеждена, что пришло ее время перетрясти великую классику и неповторимую русскую и советскую литературу, обновить, осовременить драматургию Чехова и Островского.

Что же нам, писателям, делать? Устраивать вселенский плач отчаяния, смириться с наветами на наши духовные ценности? Завести флирт с махровой демагогией во имя собственного спокойствия? Нет, надо не падать духом, а идти, утверждая истину и справедливость, которые уже не один год извращают в угоду разрушения.

Слова «я хотел бы сделать» - это лишь безвольное желание. Слова «я хочу сделать» - уже проявление воли и энергии. Нам иногда не хватает воли доводить благие начинания до логического конца. Но также мы не имеем права самонадеянно уповать на успокоительную философию житейской мудрости – «Все образуется». В наше столетие ничто само собой не образуется - ни в экономике, ни в нравственности, ни в культуре.

- О войне написано, снято много. О своей войне сказало поколение писателей-фронтовиков: веско, крепко, пронзительно. Сейчас пишут и снимают те, кто о войне знает из фильмов, книг, воспоминаний. Правда, в их распоряжении многие архивные материалы, о которых не знало и не ведало старшее поколение. Достаточно ли этого багажа, чтобы сказать что-то новое о войне? Вытащить на свет какую-то свою правду?

- О самой судьбоносной и кровопролитной войне (1941-1945 годы), на самом деле, было написано и снято фильмов не так уж много. Мало, если говорить о пронзительной трагической правде первых лет войны, когда чудом оставалась вера и надежда, и если говорить о последних боях в Берлине. Тогда в азарте наступления, теряя сотоварищей, ставших почти родственниками, мы чувствовали в глубине души бессмертный огонек победы и веру в нескончаемую жизнь впереди.

Ныне доступный архивный багаж не скажет более правдивой правды, чем образ солдата, пропахшего порохом и землей. Образ, созданный памятью и умением писателя, не имеющего права забыть особый звук танкового снаряда, вой пикирующего бомбардировщика или захлебывающийся треск пулеметной очереди.

- Юрий Васильевич, а когда шли в атаку, действительно кричали "За Родину! За Сталина!"?

- Да нет... Матом в основном. Матом.

- Что, по Вашему мнению, главное в жизни?

- Главное в жизни – это сама жизнь, великое чудо на земле.

- А в творчестве? В искусстве?

- В искусстве следует без допусков плюс-минус быть верным самому себе.

Беседовал Вадим Лапунов