Среди ночи вдруг зачесались подушечки пальцев, и от этого я проснулась. Намеренно приспанное мною вдохновение восстало: «Разнежилась? Мир вот-вот подойдет к концу, а ты делаешь вид, будто он еще и не начинался. А началу всегда есть место. Давай, вспоминай, от самой от печки танцуй! Финал всегда зависит от начала. Вернись к истокам - поймёшь, какой будет развязка»…
До встречи с приятельницей оставалось время, и Катя зашла в свой любимый сквер на Михайловской площади. У нее всегда была с собой книга, но читать не хотелось. Приятно было просто посидеть в этом красивейшем уголке города. Хотя рядом находился Екатерининский сквер, в нем бывать она не любила. Кате часто назначали там свидания из-за его названия. Почему-то все ее временные кавалеры, глядя то на нее, то на памятник Екатерине, опускались до пошлых сравнений или банальных комплиментов. И это вызывало у нее сомнения в их интеллекте.
«Интересный выбор — встретиться в «Рейхе»», — думал Евгений, сосредоточенно покачиваясь на переднем сиденье такси. Этакое скандальное кафе в дальнем пригороде. Евгений был там всего раз. Заскакивал на минуту, забирал договор с другими доками, но не присаживался и даже не огляделся хорошенько.
Не хотелось подыматься на шестой этаж в заповедные пределы покрытого лаком паркета, международных профсоюзных даров, бюстов и бюстиков, макетов кораблей, паровозов и домен, в музейное пространство знамён, вымпелов, почётных дипломов и грамот, а также прочих ведомственных топорных наград и сувениров, выставленных в особых застеклённых стеллажах и само собою торжественной почти монастырской тишины,
Во вторник вечером Вадик Севастьянов ушел от жены. Позвонил мне и сказал, что ушел. Мол, не суди меня строго, Андрюха, не могу больше. Жизнь дается нам один раз, и надо ее прожить, а не пролистать, как плохой журнальчик. Поэтому – не могу.
Машины парковали вдоль заборов. Но места не хватило. И тогда пришлось лезть на опушку, под березы. Ирка смотрела, как выруливает Наташка. «Ламбик» еле влез между другими авто. Линский с Голяевым свои бэхи сунули, как попало, не проехать. Мыльня полез помогать, но Наташа только помотала головой: сама, мол, справлюсь.
В связи с очень важной для страны датой — столетием Февральской и Октябрьской революций, — журнал открывает небольшую рубрику «Дневник революции».
После вождя с символичным пятном на голове, меченного Свыше, моя страна лопнула, будто красный шар. Железный занавес рухнул — и темные герои (или, на чей-то взгляд, антигерои нашего времени), поколение обочины, оставили свои опустошенные края.
Своих командиров по военному училищу я помню поименно до сих пор. Это были настоящие профессионалы своего дела. Науку нам преподнесли хорошую, и многим из них я подражал на протяжении всей своей офицерской службы. Командиром батальона курсантов у нас был полковник Михаил Петрович Деревенцов по прозвищу Батя. Его уважали и боялись не только курсанты, но и офицеры.
Май. Улица. Газон с огромной плешиной. На вытоптанном куске развернуто несколько клеенок с уложенными поверх книгами. В основном это худлитература, но еще имеются словари, справочники и кулинарные издания. Сбоку от «магазина на земле» припаркован старенький ВАЗ-2107. На водительском сиденье его в ожидании покупателей уныло подремывает хозяин книжного развала: лет шестидесяти, с изжелта-бледным усталым лицом.