I.

Конец 2017-го года обрушил на нас много неожиданных и на первый взгляд труднообъяснимых событий: снос памятников советским воинам в Польше, снос памятников конфедератам — героям Юга времен гражданской войны в Америке, травля демократически избранного президента США, потоки беженцев в Европу, новые факты расширяющихся методов терроризма. Черты заката Европы, попытки отделения Шотландии от Великобритании, Каталонии — от Испании, трудности брэксита, беззастенчивое применение методов управляемого хаоса для уничтожения национальных государств Ближнего востока и других регионов. Все говорит о том, что процессы глобализации, охватывающие всю планету, ставят под вопрос право на существование идеи национальных государств. Эпоха их расцвета, возможно, близится к завершению.

Размышляя о путях развития современного мира, о соотношении модернизационных, центробежных тенденций и консервативных, охранительных процессов, работающих на удержание выстраданных ценностей семьи, нравственности, мировых религий, на сохранение национальных и исторических традиций, невольно вспоминается начало эпохи создания национальных государств. Конец XV — начало XVI вв. В европейских странах происходит переход от феодального средневековья к новому времени, начальному периоду развития капитализма. Переходная эпоха, Ренессанс, Возрождение. Протестантские школы Жана Кальвина и Мартина Лютера. Отделение англиканской церкви от Ватикана, раскол англиканской церкви, выделение из нее пресвитериан и индепендентов. Тридцатилетняя война за гегемонию в Священной Римской Империи, затронувшая практически все европейские страны. Вестфальская система международных отношений, которая положила начало эпохе национальных государств и создания империй. Казнь Карла I в 1649-ом и посмертная «казнь» Кромвеля.

На рубеже веков ощущалось дыхание перемен. Становление новых социальных отношений дало толчок к раскрепощению личности. Открывались новые возможности для активной творческой деятельности. Наступила эпоха гуманизма, когда духовная диктатура церкви оказалась сломленной и личность стала центром общественных интересов. Человек эпохи Возрождения отличался верой в разум и в собственные силы. Мировоззрение человека Ренессанса характеризовали свободомыслие, стремление к созданию новых представлений об обществе и мироздании. Именно в такие тревожные времена в истории человечества и появляются гении.

Сейчас тоже эпоха кардинальных перемен. На примере переходного периода конца XV — начала XVI вв. интересно посмотреть, как дитя нового времени появляется в утробе европейского Ренессанса. В позапрошлом году в апреле мы отмечали 400-летнюю годовщину со дня смерти Уильяма Шекспира. Как жил в то время Шекспир, как формировались его личность и талант поэта и драматурга? Как разглядел он перемены в обществе и увидел многое из того, о чем современники даже не задумывались?

          Порвалась дней связующая нить.
          Как мне обрывки их соединить!

Кто был этот человек, как он жил? Как и кого любил? Трудно ли быть, вернее стать гением в тяжелые времена последней, пятой королевы тюдоровской эпохи? «Сияние гения, чьи лучи проникают повсюду, — вот что такое Шекспир, — писал Гюго. — А историки, повествуя о правлении английской королевы Елизаветы І, нередко называют это время “эпохой Шекспира“».

II.

Какая книга нам нужна, чтобы почувствовать эпоху, чтобы узнать о жизни Шекспира? В свое время я с интересом открывал для себя тему — назовем ее условно: «Шекспир и Ренессанс в Англии» — у Александра Аникста в серии ЖЗЛ. После «Шекспира» Аникста в 1997 году вышла книга Ильи Гилилова «Игра об Уильяме Шекспире», посвященная в основном Честеровскому сборнику. Книга, кстати, очень интересная, несколько раз переизданная и, несомненно, написанная с любовью — по меткому замечанию Марка Твена — к «самому известному из никогда не существовавших людей». Гилиловский кандидат в Шекспиры — граф Рэтленд, на 12 лет младше Шекспира. Если принять гипотезу Гилилова, получается, что этот некто, назову его «неошекспиром», написал первые пьесы в 13 лет, а «потрясателем сцены» он был назван лондонским драматургом Робертом Грином в 1592, то есть стал таковым в свои 16 лет. Я не шекспировед, — но есть же здравый смысл — меня такая подмена явно не устраивает.

Нужна была более поздняя книга. И, конечно, я обратился к монографии Игоря Шайтанова, которая появилась на книжных прилавках в 2013 году. Российский читатель пятьдесят лет ждал именно такую книгу. Книгу, которая впитала в себя шекспировские исследования не только в России, но и, что самое главное, — исследования, выполненные на родине гения. Книгу, в которой во всей полноте рассмотрено огромное наследие Шекспира, — комедии, трагедии, поэмы, сладчайшие сонеты — а также испробованы на прочность попытки решить так называемый шекспировский вопрос, придающий особую остроту и перец всему шекспироведению, попытки приписать драматургию и поэзию Шекспира другим авторам, «неошекспирам», коих насчитывается уже более тридцати. По выражению автора «жизнь Шекспира — мировой бестселлер». Аргументы антистрэтфордианцев опробованы на прочность и, конечно же, опровергнуты. Реконструкция жизни Шекспира, хроника, обстоятельства появления произведений, описанные современниками... Можно соглашаться, можно не соглашаться. Благодаря книге «Шекспир» разные точки зрения на жизнь Шекспира предстали на суд русского читателя, которому предложено самому приветствовать или отвергать разные точки зрения.

Шекспир — «потрясатель копья».

Шайтанов — сын шайтана?

Что-то общее... Чингиз Гусейнов сказал по этому поводу: «шайтан — это такое озорное существо».

Тем не менее, что-то общее. Во время одной из передач на канале «Культура» Игорь Шайтанов говорил о том, что у них обоих бабушки по мужской линии имели фамилию Гриффин. Случайное ли это совпадение, случайно ли пересеклись судьбы современного российского писателя и крупного ученого-лингвиста Игоря Шайтанова и гения английского Ренессанса Шекспира? Предки Шайтанова, по-видимому, происходят от английских католиков, бежавших от преследований Кромвеля в Польшу, а потом переселившихся в Россию.

Что-то общее... Шекспир в своих произведениях ставил вопросы и не оставлял их, пока не рассматривал объемно и со всех сторон. Та же черта, мне кажется, отличает и Игоря Шайтанова — вопросы, возникающие при изучении творчества и этапов жизни Шекспира, рассмотрены во всей полноте их нюансов и проблем.

Монография «Шекспир» шаг за шагом, бережно и осторожно погружает нас в елизаветинские времена. Мы узнаем и о проблемах той эпохи, о том, как преломляются конфликты того времени в сознании поэта и драматурга, как они отливаются в бронзу драгоценных строк его шедевров, преодолевших пространство и время. Кто для нас Игорь Шайтанов, автор этой книги? Историограф эпохи и биограф Шекспира или исследователь творчества? Трудно отделить. Все сплавлено в единой органике легкого, убедительного и безумно увлекательного чтения, доступного широкому читателю.

III.

Итак, Ренессанс.

Ни слова боле: пала связь времен! Зачем же я связать ее рожден?

Еще все новое кажется кратковременной данью ветреной моде. Система образования — античная классика и классические языки. Пока еще в школах Англии по 12 часов ежедневно штудируют латынь, труды Овидия, Плавта, Цицерона, Плутарха. Пока все еще помнят, что основы европейской идентичности — римско-греческое искусство и христианство. Почитают Септуагинту. А богослужение совершают на латыни по Вульгате.

Записи в книгах о рождении, смерти и браке делают на латыни. Одну и ту же фамилию еще пишут десятью разными способами. Shakespeare, Shake-speare, Shakspear и даже Shakshafte. Еще драматургия и театр считаются низшим из искусств — балаган на потеху толпы. Королевский двор и высокородные лорды любят театр. Но драматург... Нет, он не поэт. Поэзия — вот высшая и достойнейшая литература. Еще взять сюжеты у античных авторов, у итальянских, испанских, французских братьев по перу не считалось чем-то предосудительным. Действо, спектакль... здесь и сейчас!

1534 год, парламент принимает «акт о супрематии» об отделении от католической церкви. Как же это все было непросто вместе с библией поменять веру отцов, отречься от папизма и присягнуть королю. Многие отказались и потеряли голову — в том числе, Томас Мор. Монастыри распускались, грабились, разрушались. Временами католики вновь приходили к власти, и тогда лилась кровь протестантов.

Библия на английском языке. Национальная церковь, национальный язык, национальное искусство. Без английской Библии не было бы Шекспира. И, наоборот, — без английской поэзии и драмы перевод Библии оказался бы беднее.

В какой-то момент рождается народ.

Шайтанов рассказывает нам о том, как Фредерик, герцог Вюртенбургский, посетил Лондон в 90-е годы XVI века и описывал его, как большой, прекрасный и богатый город. Он густо населен, по улицам трудно ходить. Горожане великолепно одеты, горды, надменны и с презрением смеются над иностранцами. Никто не смеет им противостоять — толпы мальчишек и подмастерьев крушат все направо и налево без милосердия и снисхождения. Приходится мириться с оскорблениями и ушибами. Во всем чувствуется социальная динамика, постоянная борьба индивидов за жизненный успех.

Как из этого первородного бульона образовались знаменитые английские корректность и умеренность? Почему английская культура и английский протестантизм умело балансировали где-то посредине, не бросаясь в крайности Женевы Кельвина и папского Рима?

Вместе с маленьким Уилом — и, конечно, в сопровождении Игоря Шайтанова — мы ходим по улицам веселого Стрэтфорда апон Эйвон середины XVI века. Каркасные стены домов, собранные из бруса и заполненные смесью глины, навоза и веток. Многослойные, пушистые соломенные крыши. Грамматическая школа здесь появилась в 1953 году. Патриархальный уклад в семьях. Город бурлит общественной жизнью, все происходит на улицах. Праздники и карнавальные шествия. В Ратуше выступают труппы странствующих актеров. Акробаты, клоуны, театры дают народные представления.

Вспоминаю свои собственные прогулки… Дом Шекспира, церковь, где он был крещен, а много лет спустя — похоронен, купель... Дом в Шоттери, где выросла Энн Хэтеуэй, жена Шекспира. Как это случилось у двадцатишестилетней Энн с восемнадцатилетним Уилом? Может, об этом и написано в поэме «Венера и Адонис»? Борясь, упали они на землю, Венера впилась в его губы губами:

Она в слепом неистовстве бушует,
Вдруг ощутив всю радость грабежа,
В ней страсть с безумством ярости ликует…

Или в 145 сонете, где героиня добавляет: «Ненавижу, но не тебя»? Возможно, здесь используется каламбур — перекличка фамилии Hathaway и глагола hate way (ненавидеть).

Мы с семьей несколько дней ездили по окрестностям Стрэтфорда, возвращались по вечерам в маленький семейный отель, обитый коврами. А по утрам хозяин дома лично выносил нам на подносе завтрак. Он делал это с таким достоинством и настолько величественно, что нам почему-то хотелось поклониться ему и извиниться.

Книга Шайтанова читается как детектив. Что-то нам известно о жизни Уила после школы, известно немало, но все время остаются вопросы.

Был ли его отец Джон Шекспир, католик, жертвой Реформации?

Действительно ли Уильям читал поэтический монолог во время заклания животного и разделки туши? Был ли он подмастерьем у мясника?

Может быть, он работал клерком в суде или служил учителем?

Был ли конфликт у юного Уильяма с сэром Томасом Люси, ставшим впоследствии шерифом Йоркшира? Написал ли в те годы Уил издевательскую балладу, высмеивающую сэра Томаса и вызвавшую гнев сэра Люси?

Был ли действительно эпизод с деревом под Бидфордом, где после дружеской гулянки с друзьями спал перепивший «выскочка»?

Был ли в биографии Шекспира Ланкаширский период, — в Ланкашире в то время еще сильна была католическая вера — во время которого он мог еще более плотно соприкоснуться с театром и наиболее образованными людьми того времени?

С какой труппой и когда он уехал в Лондон, навсегда связав свою жизнь с театром?

Как часто он потом преодолевал 100 миль дороги из Стрэтфорда в Лондон через меловые холмы, давшие Англии во времена Рима название Альбион?

Проезжал ли он при этом через Оксфорд, чтобы заглянуть в университетские книжные лавки?

Как воспринимал молодой Шекспир преследование «остромыслов», их намеки, зависть, раздражение от его успехов? Не с этим ли связано было его желание добиться права на получение дворянского герба с многозначительной фразой «non sanz droict» (не без права)?

Возникают вопросы, касающиеся и более позднего периода жизни и творчества Шекспира.

Игорь Шайтанов подробно анализирует каждую версию, каждый эпизод. Пытается в произведениях Шекспира и его критиков найти ответы.

Вспоминается судья Шэллоу, обвинитель Фальстафа из «Виндзорских насмешниц». Племянник судьи Сандлер говорит о гербе сэра Шэллоу с 12 ершами, выпрыгивающими из воды. Собеседник Эванс из Уэлса понимает неточно — ему кажется, что говорят про 12 вшей. На русском — игра слов: вшей — ершей. В английском тексте обыгрывается звуковая близость слов luce (щука) и louse (вошь). О ком вспоминает Шекспир? Не о конфликте ли с сэром Люси идет речь? Была ли тогда порка юного Уила или ее не было?

Кого имел в виду Роберт Грин, упоминая о «мастере на все руки»?

Кого и почему называл тот же Грин в 1592 году «вороной-выскочкой, украшенной нашим опереньем, с силой тигра в обличье лицедея»?

Как, в какой момент труппы уличных актеров, развлекающих народ и высшую знать поединками на шпагах, петушиными боями, травлей медведей и быков собаками, превратили грубое уличное шоу в театр литургической драмы, городского моралите, в театр исторических хроник, интерлюдий, мистерий? Напомним: Средневековье дало Возрождению рыцарственных героев и площадный фарс. Публичные казни, мастиффы, разрывающие своих жертв. Старое не утрачено, ждет своей оценки. Новое еще предстоит угадать.

Театр — тоже новое слово. До 1576 года театры не имели своих зданий. Stage (сцена) — абсолютно новое явление. «Весь мир — сцена, а люди в ней — актеры» (Жак-меланхолик из пьесы «Как вам это понравится»).

«Мир — театр, где кратко представление под комментарий вечно скрытных звезд» (сонет 15).

Как создавался этот театр, на сцене которого с поразительной легкостью одна за другой появляются драмы и комедии, написанные рукой гения, посланного небесами? Автор книги, показывая как, прорисовывает нам полотно жизни той потрясающей эпохи. Он рассказывает читателю о времени, в котором рано умирали или делали головокружительную карьеру, в двадцать лет командуя армиями. Именно в те времена неграмотный agricola мог стать мэром, а его сын, которого, как ни странно, называли человеком позднего взросления, в 30 лет способен был покорить лондонскую сцену.

IV.

Смельчаки бросались в неизведанное, пересекали океаны на утлых судах. Анатомировали тело человека. Наблюдали за звездами, вооружившись примитивной оптикой. Как никогда, люди поверили в собственные силы и возможности. Часто они были слишком самоуверенны — ошибка, свойственная молодости.

Появились утопии Томаса Мора и Томаззо Кампанеллы, которые описывали будущее коммунистическое общество без частной собственности, эксплуатации, общество равных прав и всеобщего права на счастье. Они предложили вместо средневековой идеи аскетизма и отречения от земных благ идеал достижения максимального изобилия. Мирандола в своем трактате «Речь о достоинстве человека» заявил: «Быть человеком — счастье!»

Гамлет: «Что за мастерское создание — человек! Как благороден разумом! Краса вселенной. Венец всего живущего!»

Какие люди появились в это время! Жизнь каждого полна драматизма — корсар, мореплаватель Дрейк, полководец и поэт Сидни, начальник королевских гвардейцев и путешественник Уолтер Рали, философ Фрэнсис Бэкон — могучие характеры!

Порвалась цепь времен; о, проклят жребий мой! Зачем родился я на подвиг роковой!

Постепенно, шаг за шагом, Игорь Шайтанов ведет нас из мира Англии эпохи Тюдоров в параллельный мир, мир сонетов и пьес, созданных «Эйвонским лебедем». Автор монографии говорит в одном из интервью: «Шекспира нужно слышать на его языке». А что делать нам, тем, кто не сумеет понять и почувствовать в полной мере тонкости английского языка? России повезло — Шекспира переводили блестящие поэты. Читателям монографии повезло и с нашим «экскурсоводом» по миру Шекспира. Бережно и неторопливо, шаг за шагом, Шайтанов вводит нас в мир шекспировской поэтики.

Мы открываем вроде так хорошо нам знакомого Шекспира заново. Книга «Шекспир» — большое синтетическое произведение. Автор не пропускает ни одного довода антистрэтфордианцев. Всему уделено внимание, ни один пассаж сторонников теории «подмены Шекспира» не пропущен. Наоборот — тщательно проанализирован. И вместе с Шайтановым каждый раз мы убеждаемся — автором пьес Шекспира мог быть только тот Шекспир, который родился в Стрэтфорде.

Шекспир уходит от образцов рыцарственной средневековой лирики и сама любовь кажется ему не столь однозначной. Все, что было привычно и понятно, размывается, теряет свою очевидность под пристальным взглядом Гамлета, выражающего видение мира автором пьесы, намного опередившим свое время. «Прогнило что-то в Датском королевстве». И в королевстве, и в каждом отдельном человеке. Сводник Пандар, умирающий от венерических заболеваний, говорит о мире, подобном невыполотому саду. А вот слова Гамлета об этом:

      Каким ничтожным, плоским и тупым
     Мне кажется весь свет в своих стремленьях!
     О мерзость! Как невыполотый сад,
      Дай волю травам, зарастет бурьяном.
     С такой же безраздельностью весь мир
     Заполонили грубые начала.

«Отчуждение будет и далее трагически нарастать в шекспировских пьесах. В “великих трагедиях“, написанных следом за “Гамлетом“, запечатлена последняя попытка эпически цельного и прекрасного (fair) героя пробиться в мир: любовью — Отелло, добром — Лир, силой — Макбет», — пишет Шайтанов. Героям Шекспира это не удается: Время становится непроницаемым.

Болезнь героев Шекспира, их меланхолия — плата за свободу мыслить и все подвергать сомнению. Шайтанов пишет:

«Гамлет был воплощение этого недуга, охватившего многих».

«Впадая в меланхолию, шекспировские герои реагируют на несовершенство мира и пускаются в трудный путь его познания, а заодно — и самих себя».

«Путь к себе был желанным, но чреватым неведомым душевным потрясением».

«Мысль, способная творить мир, служит препятствием к тому, чтобы действовать. Она подменяет собой действие и готова принять на себя ответственность за саму жизнь».

Гамлета останавливает мысль — может ли человек брать на себя функцию возмездия?

Героев Шекспира роднит неизбежность поражения, подтверждающая, «что связь времен действительно и необратимо распалась, что мир сделался ужасен (foul) и от него лучше держаться в отдалении».

Но Шекспир победил в поражении. Метафора болезни, сводник Пандар, — это мысль о будущем выздоровлении. Время в мире Шекспира «замелькало множеством лиц, поражающих не прежним величием, но новым разнообразием». Шекспир «присутствовал при рождении нового мира и как никто другой запечатлел его человеческий облик»

Да, читая эту книгу, мы прожили вместе с автором кусочек шекспировской эпохи, почувствовали нерв нового этапа истории, зарождающегося в утробе старого мира. В какой-то степени почувствовали жизнь Шекспира. Он увидел будущее, раскрыл нам его секреты — выявил то, что стало теперь повседневностью, создал стереотипы, которые, нам теперь кажется, существовали всегда и всегда будут существовать, — Ромео и Джульетта, король Лир, Макбет, Гамлет, Отелло, Фальстаф…

Но сам он постоянно ускользал от нас, оставляя ощущение сомнительности любых формулировок и биографических сюжетов, связанных между собой логическими цепочками.

В одном из интервью Шайтанов так сказал об этом:

— Мы должны понимать: если приближаемся к великим, то там сквозит тайна. К ней следует относиться трепетно и осторожно, ее не надо хватать руками. Я пытаюсь сохранить дистанцию — и в произведениях, и во всем, что мы знаем. А знаем мы на самом деле немало. Мы должны увидеть то, о чем гениально сказал английский поэт-романтик Джон Китс в одном из писем — negative capability: способность не обнаруживать своего присутствия. Это глубокое психологическое объяснение стремления к закрытости, чтоб не бросаться в глаза…

И еще:

— Мне на память пришло откровение Василия Васильевича Розанова: «Бог — в тайне. Бог как бы впитал в себя всю мировую застенчивость и ушел в окончательную непроницаемость».

И все-таки… Состоялась ли легендарная порка у графа? Спал ли Шекспир под деревом? Был ли Ланкаширский период в его жизни… Так ли это важно? Важно ли выяснить что-то одно из множества шекспировских вопросов или выяснить все вместе? Надо учесть, как нам объясняет Игорь Шайтанов, изначальную способность языка порождать мифы. «Из слов плетется замысловатая паутина, окутывающая происходящее. Слова порождают эхо взаимных перемычек». Шекспир жил между эпохами в распавшемся времени. Мы интуитивно почувствовали образ героя античного масштаба, Одиссея, который смело отправился в плавание по волнам идей и романтических порывов своего времени. И во многом именно он построил для нас новый мир, в котором мы живем… Но эта эпоха, эпоха национальных государств заканчивается. И мы обращаем взор к классику с вопросом. Мир опять рушится. Как нам увидеть черты нового мира? Как разглядеть его контуры, чтобы принять этот необычный уклад? Как увидеть множество новых лиц, поражающих нас невиданным разнообразием? Вот так получилось, — во всяком случае, для меня — что Шекспир и книга о нем оказались вновь и поучительными, и современными.

Интересную мысль высказал Игорь Шайтанов в программе «Наблюдатель». Попробую передать ее своими словами.

Герои Шекспира пришли в его произведения не из его эпохи. Они пришли из нашего времени. С идеями гуманизма, утопического коммунизма, с нормами нравственности XIX и XX веков. Поэтому и чувствовали себя не на своем месте. Мы — современники Шекспира. Поэтому и любим, понимаем его, ставим на сцене, читаем. Мысли и идеи его героев близки нам. Но, скорее всего, мы — последние современники Шекспира. Глобализация меняет мир, вместо утопий генерируются антиутопии, место норм нравственности прочно занимают нормы безнравственности. Так я понял Шайтанова — извините, Игорь Олегович, если я ошибся. Но так ли это на самом деле? Сохраним ли мы наши ценности? Во многом это будет зависеть от нас. Шекспир и его герои — Гамлет, Лир, Ромео, Джульетта — наш якорь в эпоху ужасающих перемен.

Но как же все-таки быть с шекспировскими загадками? Определенно они не дают мне покоя.

Вот что пишет Кафка о проезжающем поезде. «Зрители цепенеют, когда мимо проезжает поезд». Перед нами возникает фиксация определенного момента созерцания, описание взгляда. Самих зрителей мы не видим. Однако мы можем почувствовать их оцепенение, благодаря тому, что наблюдающий за ними видит его и пытается передать его нам. В литературе не надо описывать процесс. Гораздо большее впечатление производит на читателя описание, в котором наше внимание фокусируется на восприятии этого процесса окружающими.

Чтобы понять личность Шекспира, нам не надо знать ответы на шекспировские вопросы. Из собственного оцепенения мы бросаем взгляды на оцепенение автора монографии, на оцепенение современников Шекспира, наблюдающих за бронзовеющими фигурами вечных шекспировских героев. Ведь мимо них проехал необыкновенный, волшебный, ярко освещенный поезд. Поезд проехал и мимо нас. Этот поезд — Шекспир. И мы можем взглянуть на этот поезд еще раз. И еще раз. Столько, сколько захотим. Достаточно взять в руки замечательную книгу Шайтанова и открыть первую страницу…

Литература: Игорь Шайтанов. Шекспир, ЖЗЛ, выпуск 1625. — «Молодая гвардия», 2013.

Саша Кругосветов (творческий псевдоним Лапкина Льва Яковлевича) — петербургский поэт, прозаик и публицист. Автор книжной серии для детей «Путешествия капитана Александра» и еще множества изданных книг. Разносторонний человек (математик, философ, мастер восточных единоборств) с интересной биографией. В двадцать семь лет стал кандидатом технических наук. Опубликовал более ста научных трудов в области математики и электроники. Заслуженный изобретатель СССР. В настоящее время — бизнесмен, руководитель предприятия. Член Союза писателей-переводчиков Москвы, Международной Ассоциации авторов и публицистов APIA (Лондон), куратор петербургского отделения Интернационального Союза писателей. Награжден медалями им. А. С. Грибоедова и Адама Мицкевича, Императорской Медалью «Юбилей Всенародного подвига 1613–2013». Лауреат Всероссийского литературного конкурса «Бумажный ранет — 2014», обладатель Гран-при Крымского фестиваля фантастики «Созвездие Аю-Даг» и ряда других литературных премий.