Поэт. Родилась в Якутии. Автор сборника стихов «Күнкүлүгэ» («Тень солнца», 2014). Училась в Санкт-Петербургском государственном университете телекоммуникаций им. проф. М. А. Бонч-Бруевича, в Северо-Восточном федеральном университете им. М. К. Аммосова. 

Стук умерших о теплую траву.
Тебя здесь больше нет.
И.А. Бродский, «Стук»

***

Бродский бродил по Бродвею.
Бродский бредил,
пил виски
и бренди,
брил виски
у брадобрея
с Таймс-сквера.
А добрея
после двойного,
писал картавые стихи.
Читал письма из дома
и плакал:
Бродского бросила родина.
это как чай пьет человека
или как супом черпать ложку.
Представляете?
ИБродский бродил по новому свету,
и думал: а еще его тезка!..
Ну что же,
жаль, не Франческа,
но – Joseph.

Шатаясь
по Таймс-скверу
в скверном настроении
как, бывало, в степях Якутии,
Бродский скучал по Евгению Рейну
и Горенко
Анне Андреевне.
«Горе мне!»– вздыхал тяжко,
как, бывало, в горах Якутии. 

Бродского бросили,
а он не бросил курить.
Любил он лютый Ленинград,
как пьяница кабак.
и, может, «Luckystrike»
стрелял у Окуджавы.
«Брат Булат!
Бери шинель – пошли домой!
Бери табак – и по Моховой
махнем, махорку скрутим, скурим папироску!
твой брат Бродский», –
такие письма слал,
но ответы получал
примерно такие:
«Бродский,
да брось ты,
я на Большой Бронной!
Если можешь –
приезжай к нам в Москву,
Моцарта послушаем,
про могилы цыганские споем!
Поэтов и бардов созову.
Честь и слава!
Твой брат Окуджава».

Через год ответ:
«Булат, в Москву не могу.
Заезжай на Бродвей.
Не хватает твоих бровей.
Бренди тебя угощу,
бренды тебе покажу
и на «Котов» свожу.
Не соверши ошибки –
захвати блок «Шипки»!
Курить не бросил,
искренне, твой Бродский».

...Бродский бродил по Бродвею.
Бродский бредил, и в снах
видел беспризорного Андрея,
в его чужих глазах
малахитом манила Моховая,
и молитвы Марины он слышал –
будто прощения просит.
и мысли с Бруклинского срывая,
он видел, как гнезда свивает
в листьях нью-йоркская осень,
как и, бывало, в Якутии. 
Но Ленинградом лютым
любимые глаза прочь гнали.
Они его не ждали.

***

Головы катятся по склону.
Головы ко взлету готовы.
Головы говорят: «Господи,
в горе мы счастье искали,
гордость свою унижали,
голостью правды горы мы брали,
голосом громким убивали молчание,
годы проживали в изгнании –
годны мы теперь для тебя?..»

Головы летят над склоном,
горят пустые глазницы.
Головы мстят воронам –
их рвет черной кровью, а лица
в вопле немом исказились.
Воздух пропитан весь дымом,
и вздулись синие вены
на истертых висках.
–Господи, где мы?
Господи: –в снах.
Головы летят назад.
– Верните глаза!
– Господи, спаси нас!
– Господи, спасибо! –
Голоса смешиваются в гул.
С обугленных губ
срываются слова:
– мудрости,
мужества,
музыки
нам!

***

Ты мне дорог,
город гордый,
город с горьким
запахом полыни;
город с горьким
прошлым, что поныне
опухолью – в нас.
пальцы мерзнут:
дышит осень,
город стынет.
вместе с ним –
ворох мыслей,
клочья фраз –
в плену у льда.
а я ушла –
ты отпустил...
я умерла –
в ту ночь, когда
разом пожелтели
нежные березы, и –
ни слова вслед,
ни взгляда,
я дышала –
едва-едва.
но слез как не было,
так нет...
Времени вердикт:
«Пора.
Твоя последняя осень».

***

остыть
осенним воздухом,
оставленным домом;
отсыревшим порохом
быть;
ворохом листьев клена
в последнем танце кружить;
сиротой серого города
по рекам прохожих плыть;
порезавшись об острые взгляды,
псиной сипло скулить;
осколком стекла выводить
на руке – инициалы
чьи-то; птичьим стаям
печально смотреть вслед.
брести походкой усталой...
и это – в двадцать – лет.

***

сыро, серо и с неба –
сонная армия снега.
Солнце, кажется, село
навеки, и сердце несмело
бьется – без страсти – мерно.
простило ли всё и всем ли? –
остыло, отпело – дремлет...
семь дней-близнецов немых
слагают слепую неделю.
В плену у глухой зимы
северо-западной бледной.
И лишь беспокойные сны
помнят тепло и лето,
когда я могла думать «мы»,
когда я
знала
смысл.

***

по желтым листам
опухшей тетради,
по шелку скул,
по потухшим глазам,
по тихим шагам,
по шелесту радио –
пожалуйста, ради
себя и меня –
узнай – ты узнаешь! –
меня, мой Расул!..
я рассудок теряю
при виде бездомных,
их бездонных
очей
без огней...
после сотни
бессонных
ночей –
ты ничей,
и даже не свой.
сводит все тело
от безумия-удушья,
и – хоть вой
как воин
в отсутствие войн
в приступе жажды крови –
твой мир не спасут,
ошибался в расчетах не только мавроди.
творится абсурд,
что-то вроде –
«идет суд,
всем встать!»
и ты тоже, Расул! –
встань!
с колен.
…но свобода – твой плен,
а жизнь – как казнь –
затянувшимся кадром…
на выкате глаза –
в капиллярике каждом
столько боли!
ты оказался в огне
чувств, в агонии.

Казань.
я рядом.
я просто не
хочу назад,
не более…

Перевел Сергей plus Платонов