Родился в 1990 г. в Ленинграде, живёт в Москве. Работает техническим писателем, занимается стиховедением. Собственные стихи публикует впервые.

***

Ты – снежинка, я – снежинка.
Мы снижаемся, порхая.
Не такая уж плохая,
если разобраться, жизнь:
знай, лети себе без цели,
лишь бы кружева блестели,
да безудержно кружись.

Вейся, отдаваясь ветру,
повинуясь притяженью.
Кроме головокруженья
что тебе грозит?
Так и падают снежинки –
вниз, где чёрные ботинки
чавкают в грязи.

***

Вечером на берегу не родится глубоких мыслей:
воды всего по колено, и вообще хронотоп не нов.
Просто что-то нашёптывает – течение ли, камыш ли,
и, не разобрав их слов, ты снова начнёшь с основ.
И услышишь, как ветер играет с листвой в пятнашки,
и увидишь, как, в синюю гладь окунув весло,
бог проплывает на облаке в белой льняной рубашке,
и подумаешь: как тебе повезло!
Беззаботный смех доносится издалека,
и время течёт в ту же сторону, что река.                                                                                                      

***

Не спится долгими ночами,
когда твоё родство с вещами
так помещенье освещает,
что даже лампа не нужна.
И оживает тишина,

и вздрагиваешь, ощущая,
как эта тишина живая
без хлеба, жадно пожирает
тебя. Не спрашивай, зачем:
когда я ем, я глух и нем. 

***

И вот опять бренчать незвонкими струнами
под аккомпанемент летейских стылых вод.
По берегу бродить, глазеть по сторонам и
всё повторять, пока не кончится завод:

«Ой, люли, грусть-тоска! Ой-вей, пельмень-вареник!»
Вот дом мой на песке – построен да обжит.
На кой мне это всё? Что толку, если время
мой прах пережуёт и дальше побежит?

Ну что ж ты, Элогим? Ну, неужели туго с
продленьем на века отпущенного мне?
Вот дом мой на песке. И «кишен мир ин тухес»
незримая рука выводит на стене. 

***

Опиши этот вечер, как можешь его опиши.
Зарифмуй его с холодом и с догоревшим окурком –
с чем угодно, чтоб только запомнить, как припорошил
снег цепочку следов и как ветер влезает под куртку.

Потому что слова – как снежинки, в них нет ничего,
что могло бы согреть в середине зимы. Разве только
грешным делом напомнят, что ты беспросветное чмо
и не стоишь тепла. А другого и нету в них толку.

Как обычно, здесь некого, незачем, не в чем винить.
Приглядись – и увидишь, как трудолюбивые парки
ловят эти слова и впрядают в пунктирную нить,
что связала тебя с фонарём и с деревьями в парке. 

Будет скверно. Иного не жди. И довольствуйся тем,
что следы заметает не сразу, что, скучный и мелкий,
снег идёт не спеша, что как только ты встанешь, скамейка
передарит тепло твоё ночи,
чураясь заезженных тем. 

***

Не закончить бы жизнь каким-нибудь старым дачником,
чтоб по весне, когда стает снег, каждый раз
сухую листву прошлогоднюю сбрасывать в тачку и
увозить куда-нибудь на компост, подальше с глаз.

Грязные тапки снимать, когда входишь с улицы
в свой, на детский рисунок похожий, дом с трубой,
жевать апельсин на деревянном стуле и
смотреть, как всё порастает газон-травой.

В прошлом году... Да к чему ворошить прошлогоднее.
Я был прав, и она, наверно, была права.
Всё что было, господи, было тебе угодно. И –
всё трава. 

***

Так поднимается солнце из вод залива,
так созревает клюква среди камней,
так понимаешь, что если тебе тоскливо,
это север повелевает: «иди ко мне». 

Север тебя обвивает корнями сосен,
кутает в землю, поверх постилает мох.
И во сне тебя озаряет, как небо просинь:
реки должны быть серыми. И никаких холмов. 

Север больше тебя. Север тебя сильнее.
Он твой отец и по праву бывает груб.
Ветер с моря становится солонее.
Корни тебя оплетают. И прорастают вглубь. 

Страна Лимония

Растут лимоны на высоких горах,
на крутых берегах, для крутых.
Короче, ты не достанешь.

          «Дюна», Страна Лимония

Работа окончена. Встань и иди.
Кури у ограды да в воду гляди,
как в плохо настроенный телевизор.
Сегодня в программе, как, впрочем, всегда,
репортаж из страны, где жизнь как стада
облаков: проходя, не оставит следа,
куда никогда не дадут тебе визу.

Там, видимо, праздник: везде менты,
и женщины в небо бросают цветы.
Одну ты узнаешь стоящей в сторонке
с ребёнком, которого сделал не ты.
И, снова увидев родные черты
лица со следами былой красоты,
отвернёшься и выматеришься негромко.

Фонари, как лимоны, торчат в листве,
проливая на происходящее свет,
тусклый и кислый, как жизнь не с теми.
Возвращайся туда, где теперь твой дом,
размышляй о будущем и былом —
и взгляни на всё это под углом,
под которым на землю ложатся тени.

***

Как первый час, идёшь без всякой цели
вперёд, и в банке плещется пивко.
Противен, как сюсюканье в постели,
и неуместен, как тупой прикол.

Но так непроницаем этот вечер,
и тишине так хорошо расти,
как будто мир вокруг и вправду вечен,
как будто Бог и впрямь тебя простит.